Сожженные мосты. Часть 7 [СИ] - Александр Афанасьев

Хоть она и была мексиканкой — но все же с полным правом считала себя североамериканкой, а не латиноамериканкой. Здесь же была Латинская Америка во всей ее красе — с мачизмом[31], с немыслимой жестокостью, с набожностью — самые страшные убийцы шли каждую субботу в церковь, причащались, исповедовались. С поклонением футболу, с какой-то беззаботностью, с красивыми женщинами, с рвущейся из всех щелей веселой музыкой. Чтобы не забыть как это делается — она ходила в самом начале, пока ее здесь не знали — в Универсидад д Эль-Сальвадор, немного послушать музыку и развлечься. Университет был рассадником коммунизма, здесь читали Маркса, Троцкого, русского большевика Ульянова-Ленина, книги передавались друг другу из-под полы. Местная молодежь — в этом то и было самое страшное — искренне хотела сделать лучше для своей страны и своего народа, они не видели ничего хорошего от них, от североамериканцев и стоит ли удивляться тому, что они их убивали? Их ненавидели даже крестьяне — чтобы прокормить себя они выращивали коку, потому что кока это сорняк, он прекрасно растет именно при местном климате и на местной почве, и ничто не дает такого дохода, как кока — а североамериканцы содержали целый флот самолетов-опылителей, которые поливали поля коки гербицидами, а заодно попадало и на поля с другими сельхозкультурами. Полиция и батальоны контр-герильи отвечали на теракты чудовищными, немыслимыми для цивилизованных стран зверствами — одну девушку, у которой в сумочке нашли взрывчатку и карманный томик Ленина — распяли на воротах, а томик Ленина прибили гвоздями к груди. Партизаны отвечали не меньшими зверствами — когда в сельской местности упал самолет, спасательная команда не смогла вовремя прибыть из-за сильного тумана, а когда прибыли — обнаружила картину немыслимых зверств. Тех, кто остался в живых — а это был военный рейс — кастрировали, вешали, одного из офицеров даже четвертовали. Вот так шла эта война…

Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели…

Марианна считалась в местном североамериканском посольстве коммунисткой, потому что выступала с «мягкой линией», которой придерживались некоторые североамериканские дипломаты, и против которой резко выступали военные, как сальвадорские, так и североамериканские, назначенные советниками. Она считала, что отвечая на насилие еще более жутким насилием, ничего не добьешься, нужно твердо вставать на путь верховенства закона и идти по нему, как бы трудно это не было. Необходимо было либо распустить скомпрометировавшие себя отряды контр-герильи, либо отдать их командиров под суд и показательно наказать, а в дальнейшем не допускать омерзительных расправ. Бороться же с герильей нужно было агентурным проникновением, точечными ликвидациями наиболее известных вожаков и подрывом базы сопротивления. Но это было сложно, дорого, а для военных и непривычно — у них не было проблемы, которую не могла бы решить пулеметная очередь. Не нравились ее предложения и местным военным — для них было совершенно неприемлемым допустить суд над одним из них, это была каста, связанная и спаянная круговой порукой и клятвой, данной на крови собственного народа, только безусловной поддержкой друг друга они могли держаться в безбрежном море ненависти, окружавшем их. Если бы они допустили суд над контр-герильерос — они перестали бы быть самими собой…

Марианна вдруг вспомнила Лондон. Венец ее карьеры, пусть данные о нем и скрываются в закрытых архивах Секретной службы. Она предотвратила покушение на El Presidente… и встретила человека, забыть которого, увы, не могла.

Хоть и пыталась…

— Дура ты… — сказала она сама себе, закрыла холодильник и направилась досыпать.

Нормально поспать ей, конечно же, не дали. Звонок прозвенел с самого утра, спросонья она столкнула мерзкий, дребезжащий на туалетном столике аппарат на пол, потом достала, посмотрела на определитель номера. Эстадо Майор, армейская штаб-квартира…

— Я слушаю…

— Мисс Эрнандес, это вы?

Марианна узнала, кто ей звонил. Армейский майор, прошедший обучение в САСШ на курсах ФБР. Один из немногих ее единомышленников, которые считают, что скальпель лучше меча. Delegado из числа военных в спецслужбы — для взаимодействия. Грубую силу вообще применяют только те, кто не видит иного выхода.

— Да, это я, Виктор. Ты думаешь, я сменила ориентацию и это моя подружка?

Майору Рохасу было не до шуток.

— Эль Бухо нашли.

— То есть? — не поняла Марианна.

— Мертвым! — крикнул Роха — его нашли мертвым! Сидел в машине в районе Сесилио де Вале, там, где закусочная Энрике, в башке — пуля!

Марианна выпрямилась. Это был удар, которого она не ожидала. Почти год работы по внедрению пошел прахом.

El Buho[32] был русским, хотя на родине его ждал ордер на арест, и скорее всего смертный приговор за антигосударственную и террористическую деятельность. Он бежал из России с немалыми капиталами, осел в Рио-де-Жанейро, был связан с организованной преступностью, наркомафией и троцкистами. Была доказана его связь с Primero Comando do Capital[33], одним из крупнейших бандитских объединений мира, насчитывающим в своих рядах больше ста тысяч боевиков и контролирующим целые городские районы. Его взяли на крючок как раз в Сальвадоре и заставили подписать бумажку о сотрудничестве. Он должен был начинать внедрение в террористическую иерархию Сальвадора издалека, и не под легендой, а со своим настоящим прошлым. Но кто-то раскрыл его, прежде чем он успел сделать даже первые шаги.

El Buho, черт…

— Я выезжаю. Кто там сейчас?

— Пока полиция.

— Хорошо. Еду.

Наскоро одевшись, не успев даже перекусить, но, не забыв сунуть в сумочку револьвер, она вихрем промчалась по лестницам дома, где жили в основном североамериканцы, и который охранялся, спустилась в гараж. Ее машина — здесь она пересела с Субурбана на более короткий Тахо — приветственно мигнула фарами.

El Buho, как же так…

Внедрением El Buho она занималась сама, о нем никто не ставился в известность, тем более местные. Данные ушли в Лэнгли, там сейчас сидело СРС, переехав из суматошного, задыхающегося от смога Вашингтона в еловый лес[34]. Неужели утечка идет на уровне Центрального аппарата?

Убийство было демонстративным. Если бы его просто убили — то его бы не нашли. Здесь, в Латинской Америке, в каждом крупном городе работали предприятия, растворяющие людей в серной кислоте, нету тела, нету дела, ими пользовались не только местные гангстеры — но и работники плахи и топора, работающие на государство, когда нужно было что-то надежно скрыть. Если же его оставили убитым в дорогом районе, сидеть в машине — значит, это вызов им всем, в том числе и ей.

Лично.

Рохас не сказал — есть ли на теле следы пыток. Хотя сейчас, если применять электрошок — следов почти не остается. Если есть следы пыток — значит, он сдал куратора, ее саму. Не мог не сдать. El Buho не из тех, кто будет молчать.

На улицах города, сильно разросшегося и суматошного, машин пока было немного и людей тоже — и поэтому Тахо проскакивал перекрестки с ходу, иногда разражаясь густым басом гудка, похожего на корабельный — она сама его поставила, здесь в этой стране от тональности гудка в час пик много зависело. Она жила не так далеко от места убийства, в колонии (районе) Алькататль, но добираться придется через центр, потому что связность между районами столицы плохая. Ветра в городе не было — здесь почти никогда не бывает ветра — и только всходящее солнце уже было задрапировано мутнеющей вуалью смога. Про экологию здесь мало что знали, и заводы — а Североамериканские соединенные штаты выносили сюда грязные и трудозатратные производства — дымили вовсю…

El Buho, верней то что от него осталось, сидел в машине марки Бьюик, довольно дорогой, припаркованной прямо напротив только открывающегося уличного кафе. Там же стояли несколько полицейских машин, они перемигивались мигалками, но сирены были отключены. Беда уже случилась…

Марианна припарковалась с нарушением правил, сунула под стекло специальную карточку, означающую, что владелец машины полицейский, пошла к столпившимся у машины страхам порядка. Ее заметили — довольно молодой человек пошел ей навстречу.

— Виктор…

— Привет.

— Привет. Что тут у нас.

— Сама посмотри.

Они протолкались к машине. Первое, что она отметила — стекло со стороны пассажира чистое, а сам Рохас сидел не на месте водителя, а на месте переднего пассажира.

— Стекло чистое.

— Я заметил. Его убили не здесь, в машине слишком мало крови. Просто подвезли его сюда и бросили машину.

Это каким же хладнокровием надо было обладать, чтобы ехать по городу с мертвецом, пристегнутым ремнем на пассажирском сидении…

— Кто и когда нашел?